Неточные совпадения
— Да, это всё может быть верно и остроумно…
Лежать, Крак! — крикнул Степан Аркадьич на чесавшуюся и ворочавшую всё сено
собаку, очевидно уверенный в справедливости своей темы и потому спокойно и неторопливо. — Но ты не определил черты между честным и бесчестным трудом. То, что я получаю жалованья больше, чем мой столоначальник, хотя он лучше меня знает дело, — это бесчестно?
Несколько борзых
собак — одни тяжело дышали,
лежа на солнце, другие в тени ходили под коляской и бричкой и вылизывали сало около осей.
Вот послышались шаги папа на лестнице; выжлятник подогнал отрыскавших гончих; охотники с борзыми подозвали своих и стали садиться. Стремянный подвел лошадь к крыльцу;
собаки своры папа, которые прежде
лежали в разных живописных позах около нее, бросились к нему. Вслед за ним, в бисерном ошейнике, побрякивая железкой, весело выбежала Милка. Она, выходя, всегда здоровалась с псарными
собаками: с одними поиграет, с другими понюхается и порычит, а у некоторых поищет блох.
По дороге на верх я забежал на террасу. У дверей на солнышке, зажмурившись,
лежала любимая борзая
собака отца — Милка.
Пока я
лежал, мне все казалось, что вокруг меня красные
собаки бегали, а ты надо мной стойку делал, как над тетеревом.
Ушел. Диомидов
лежал, закрыв глаза, но рот его открыт и лицо снова безмолвно кричало. Можно было подумать: он открыл рот нарочно, потому что знает: от этого лицо становится мертвым и жутким. На улице оглушительно трещали барабаны, мерный топот сотен солдатских ног сотрясал землю. Истерически лаяла испуганная
собака. В комнате было неуютно, не прибрано и душно от запаха спирта. На постели Лидии
лежит полуидиот.
Собаки, свернувшись по три, по четыре,
лежат разношерстной кучей на любом дворе, бросаясь, по временам, от праздности, с лаем на редкого прохожего, до которого им никакого дела нет.
В этом переулке совсем не видно было домов, зато росло гораздо больше травы, в тени
лежало гораздо более свиней и
собак, нежели в других улицах.
Зимой едут отсюда на
собаках, в так называемых нартах, длинных, низеньких санках,
лежа, по одному человеку в каждых.
Один только О. А. Гошкевич не участвовал в завтраке, который, по простоте своей, был достоин троянской эпохи. Он занят другим: томится морской болезнью. Он
лежит наверху, закутавшись в шинель, и чуть пошевелится,
собаки, не видавшие никогда шинели, с яростью лают.
Только
собаки да свиньи
лежат кое-где у забора в тени.
— Напротив, только тогда земля не будет
лежать впусте, как теперь, когда землевладельцы, как
собака на сене, не допускают до земли тех, кто может, а сами не умеют эксплуатировать ее.
Видел, как
собака лежит-лежит на солнышке и задремлет (Бахарев изобразил, как дремлет на солнце
собака)…
У подъезда
лежала пестрая
собака доктора, которую ему подарила Зося.
Ночью я плохо спал. Почему-то все время меня беспокоила одна и та же мысль: правильно ли мы идем? А вдруг мы пошли не по тому ключику и заблудились! Я долго ворочался с боку на бок, наконец поднялся и подошел к огню. У костра сидя спал Дерсу. Около него
лежали две
собаки. Одна из них что-то видела во сне и тихонько лаяла. Дерсу тоже о чем-то бредил. Услышав мои шаги, он спросонья громко спросил: «Какой люди ходи?» — и тотчас снова погрузился в сон.
Потом помечтал,
лежа на спине и покуривая трубочку, о том, как он распорядится с остальными деньгами, — а именно, каких он раздобудет
собак: настоящих костромских и непременно краснопегих!
Собаки даже дремали; лошади, сколько я мог различить, при чуть брезжущем, слабо льющемся свете звезд, тоже
лежали, понурив головы…
…Когда я пришел в себя, я
лежал на полу, голову ломило страшно. Высокий, седой жандарм стоял, сложа руки, и смотрел на меня бессмысленно-внимательно, в том роде, как в известных бронзовых статуэтках
собака смотрит на черепаху.
Еврейский мальчик, бежавший в ремесленное училище; сапожный ученик с выпачканным лицом и босой, но с большим сапогом в руке; длинный верзила, шедший с кнутом около воза с глиной; наконец, бродячая
собака, пробежавшая мимо меня с опущенной головой, — все они, казалось мне, знают, что я — маленький мальчик, в первый раз отпущенный матерью без провожатых, у которого, вдобавок, в кармане
лежит огромная сумма в три гроша (полторы копейки).
Во второй раз куропатки вылетают гораздо ближе, часто не все вдруг, а по две, по три разом: тогда если удастся разбить стаю, они
лежат смирно и вылетают из-под ног
собаки.
Из числа десятка убитых мною три были застрелены плавающие, две — бегающие по густой шмаре и одна — стоявшая на деревянной плахе, которая
лежала в болотной воде; четыре убиты в лет из-под
собаки, и в том числе две необыкновенным образом.
Как скоро охотником или
собакой будет поднята выводка молодых, уже несколько поматеревших, то они непременно рассядутся по деревьям весьма низко и так плотно прижмутся к главным толстым сучьям, так
лежат неподвижно, что их разглядеть очень трудно, особенно на елях.
К концу июня (иногда в половине и даже в начале) молодые бекасы поднимаются, но летают прямо, тихо и недалеко;
лежат крепко и выдерживают близкую стойку
собаки.
Разумеется, она сейчас бывает убита, но для
собаки отыскать пересевших тетеревят гораздо труднее, потому что они, как я уже сказал,
лежат неподвижно, притаясь под молодыми деревьями, в кустах или густой траве.
Впрочем, они так плотно таятся и крепко
лежат, что и добрая
собака проходит иногда мимо их.
Уж на третий день, совсем по другой дороге, ехал мужик из Кудрина; ехал он с зверовой
собакой,
собака и причуяла что-то недалеко от дороги и начала лапами снег разгребать; мужик был охотник, остановил лошадь и подошел посмотреть, что тут такое есть; и видит, что
собака выкопала нору, что оттуда пар идет; вот и принялся он разгребать, и видит, что внутри пустое место, ровно медвежья берлога, и видит, что в ней человек
лежит, спит, и что кругом его все обтаяло; он знал про Арефья и догадался, что это он.
Но бедняк и тут не понял; он засуетился еще больше прежнего, нагнулся поднять свой платок, старый, дырявый синий платок, выпавший из шляпы, и стал кликать свою
собаку, которая
лежала не шевелясь на полу и, по-видимому, крепко спала, заслонив свою морду обеими лапами.
Он торопливо, мелкими, путающимися шажками перебежал через мост и поднялся вверх по шоссе, не переставая звать
собаку. Перед ним
лежало видное глазу на полверсты, ровное, ярко-белое полотно дороги, но на нем — ни одной фигуры, ни одной тени.
— Это дрессированная
собака, — оправдывался Сарматов, нимало не конфузясь. — Она только и умеет, что
лежать на вашем пальто…
Он умер утром, в те минуты, когда гудок звал на работу. В гробу
лежал с открытым ртом, но брови у него были сердито нахмурены. Хоронили его жена, сын,
собака, старый пьяница и вор Данила Весовщиков, прогнанный с фабрики, и несколько слободских нищих. Жена плакала тихо и немного, Павел — не плакал. Слобожане, встречая на улице гроб, останавливались и, крестясь, говорили друг другу...
Лидочка знала, что корова Красавка отелилась телочкой, что
собака Жучка ослепла, что Фока
лежал целый месяц больной и что нынешнее лето совсем огурцов не уродилось.
Вторая копия у меня вышла лучше, только окно оказалось на двери крыльца. Но мне не понравилось, что дом пустой, и я населил его разными жителями: в окнах сидели барыни с веерами в руках, кавалеры с папиросами, а один из них, некурящий, показывал всем длинный нос. У крыльца стоял извозчик и
лежала собака.
В узкой полоске тени
лежала лохматая
собака с репьями в шерсти и возилась, стараясь спрятать в тень всю себя, но или голова её, или зад оказывались на солнце. Над нею жадно кружились мухи, а она, ленясь поднять голову, угрожающе щёлкала зубами, ловя тени мух, мелькавшие на пыльной земле. Правый глаз её был залит бельмом, и, когда солнце освещало его, он казался медным.
— Правда, не было! Ничего интересного не было. Просто шли люди вперёд и назад, немного людей, — потом один человек кидал в
собаку лёдом, а будочник смеялся. Около церкви
лежит мёртвая галка без головы…
Она была в синем платье и шелковой коричневой шляпе с голубой лентой. На мостовой
лежала пустая корзинка, которую она бросила, чтобы приветствовать меня таким замечательным способом. С ней шла огромная
собака, вид которой, должно быть, потрясал мосек; теперь эта
собака смотрела на меня, как на вещь, которую, вероятно, прикажут нести.
— Я ожидаю хозяев, — ответил Товаль очень удачно, в то время как Дэзи, поправляя под подбородком ленту дорожной шляпы, осматривалась, стоя в небольшой гостиной. Ее быстрые глаза подметили все: ковер, лакированный резной дуб, камин и тщательно подобранные картины в ореховых и малахитовых рамах. Среди них была картина Гуэро, изображающая двух
собак: одна
лежит спокойно, уткнув морду в лапы, смотря человеческими глазами; другая, встав, вся устремлена на невидимое явление.
Собаки, и между ними любимец Лям,
лежали около и слегка помахивали хвостами, глядя на его дело.
Человек в сером армяке, подпоясанный пестрым кушаком, из-за которого виднелась рукоятка широкого турецкого кинжала,
лежал на снегу; длинная винтовка в суконном чехле висела у него за спиною, а с правой стороны к поясу привязана была толстая казацкая плеть; татарская шапка, с густым околышем,
лежала подле его головы.
Собака остановилась подле него и, глядя пристально на наших путешественников, начала выть жалобным голосом.
Дым, выходя из слухового окна, крутился над ее соломенною кровлею; а у самых дверей огромная цепная
собака, пригретая солнышком,
лежала подле своей конуры.
Настя(вскакивая). Молчите… несчастные! Ах… бродячие
собаки! Разве… разве вы можете понимать… любовь? Настоящую любовь? А у меня — была она… настоящая! (Барону.) Ты! Ничтожный!.. Образованный ты человек… говоришь —
лежа кофей пил…
И в детстве так же, как теперь, сквозь редкие деревья виден был весь двор, залитый лунным светом, так же были таинственны и строги тени, так же среди двора
лежала черная
собака и открыты были настежь окна у приказчиков.
—
Собака… кошка… мышь — жива, а нет Корделии! Вот этот жук летает лунной ночью, а Дора мертвая
лежит в сырой могиле! — мелькнуло в голове Долинского.
— А если она ревнует,
лежа как
собака на сене?
Вместе с золотыми, вышедшими из моды табакерками
лежали резные берестовые тавлинки; подле серебряных старинных кубков стояли глиняные размалеванные горшки — под именем этрурских ваз; образчики всех руд, малахиты, сердолики, топазы и простые камни
лежали рядом; подле чучел белого медведя и пеликана стояли чучелы обыкновенного кота и легавой
собаки; за стеклом хранились челюсть слона, мамонтовые кости и лошадиное ребро, которое Ижорской называл человеческим и доказывал им справедливость мнения, что земля была некогда населена великанами.
Он скакал на той самой паре серебряных лошадей, извергавших из ноздрей целые клубы дыма; у самого черта
лежало что-то белое на коленях, а сзади его, трепля во всю мочь лохматыми ушами, неслась Дагоберова
собака.
Между тем хозяйка молча подала знак рукою, чтоб они оба за нею следовали, и вышла; на цыпочках они миновали темные сени, где спал стремянный Палицына, и осторожно спустились на двор по четырем скрыпучим и скользким ступеням; на дворе всё было тихо;
собаки на сворах
лежали под навесом и изредка лишь фыркали сытые кони, или охотник произносил во сне бессвязные слова, поворачиваясь на соломе под теплым полушубком.
Через несколько дней, прожитых в тяжёлом, чадном отупении, он, после бессонной ночи, рано утром вышел на двор и увидал, что цепная
собака Тулун
лежит на снегу, в крови; было ещё так сумрачно, что кровь казалась черной, как смола. Он пошевелил ногою мохнатый труп, Тулун тоже пошевелил оскаленной мордой и взглянул выкатившимся глазом на ногу человека. Вздрогнув, Артамонов отворил низенькую дверь сторожки дворника, спросил, стоя на пороге...
И вспомнил царь, как много лет тому назад скончался его отец, и
лежал на песке, и уже начал быстро разлагаться.
Собаки, привлеченные запахом падали, уже бродили вокруг него с горящими от голода и жадности глазами. И, как и теперь, спросил его первосвященник, отец Азарии, дряхлый старик...
— Вот
лежит твой отец,
собаки могут растерзать его труп… Что нам делать? Почтить ли память царя и осквернить субботу или соблюсти субботу, но оставить труп твоего отца на съедение
собакам?
— Никого еще не любил царь, как ее. Он не расстается с ней ни на миг. Глаза его сияют счастьем. Он расточает вокруг себя милости и дары. Он, авимелех и мудрец, он, как раб,
лежит около ее ног и, как
собака, не спускает с нее глаз своих.